В марте 2017 года в журнале «Собака.ру» (Санкт-Петербург) опубликовано интервью с наследником Главы Российского Императорского Дома Е.И.В. Цесаревичем и Великим Князем Георгием Михайловичем.

К сожалению, текст интервью предваряется кратким авторским очерком В. Котова, содержащим ряд поверхностных заявлений и просто неверных сведений, в частности, совершенно необоснованных утверждений относительно правил наследования в Доме Романовых без ссылок на какие бы то ни было конкретные статьи законов. Например, вопреки утверждениям журналиста, в Основных государственных законах Российской Империи не существует запрета для Государей и Членов Российского Императорского Дома вступать в браки с разведенными; не существует запрета на династические браки начиная с 4 степени родства; не существует ограничений для наследования престола из-за неправославного исповедания родителей, тем более одного из них (требуется только обязательное личное исповедание самим Государем Православия); в Акте о престолонаследии Императора Павла I не содержалось понятия неравнородного брака (это понятие было введено спустя почти четверть века Императором Александром I); сплетни об «измене» Государя Кирилла Владимировича и о, якобы, ношении им «красного банта» во время Февральской революции 1917 года давно разоблачены со ссылками на комплекс исторических источников; никаких «претензий» на трон со стороны законных наследников Дома Романовых нет, а есть преемственные исторические права на престол в случае восстановления монархии и т.п.

Тем не менее, сам текст интервью, напечатанный в журнале, в основном, выражает позицию Цесаревича Георгия Михайловича по затронутым вопросам. Допущены лишь некоторые сокращения и перестановки.

В данной публикации на сайте Российского Императорского Дома текст приводится в той редакции, как он был записан во время беседы с Великим Князем, прочитан Его Императорским Высочеством и признан им полностью передающим его мысли и чувства.

 

Ответы Е.И.В. Наследника Цесаревича и Великого Князя Георгия Михайловича на вопросы редактора ежемесячного журнала «Собака.ru» Виталия Котова.

— Ваше Императорское Высочество, просим Вас ответить на ряд вопросов, заранее просим прощения за то, что они могут повторять ранее задававшиеся в других интервью:

— Вы родились и выросли в Мадриде, Париже и Сен-Бриаке, учились в школе с нерусскоговорящими детьми, между тем Ваши родные наверняка стремились воспитать Вас в русских православных традициях. Как они этого добивались, насколько это было тяжело для них и для Вас, в условиях когда все сверстники не говорят по-русски и в большинстве своем даже не представляют о Вашем происхождении?

— Воспитание в православной вере и русских традициях — необходимая и естественная часть жизни нашей семьи. Иного просто не могло быть. Самым сложным в условиях изгнания является сохранение языка. Православным можно быть и иностранцу, который не знает ни слова по-русски. Для соблюдения русских традиций тоже не всегда обязательно говорить на русском языке. Немало потомков русских эмигрантов по-прежнему православные, пекут блины на масленицу и кулич на Пасху, даже соблюдают некоторые национальные традиции, которые забыли в самой России, но уже не говорят на языке предков. Дело в том, что в иноязычной среде родной язык, лишаясь употребления, быстро отмирает. Даже у тех, кто от рождения говорил по-русски, а потом попал в чужую страну, со временем проявляются ошибки в грамматике и акцент. А у родившихся и выросших в изгнании проблем еще больше. И в школе, и в кругу друзей, и на улице, и в магазине — везде нужно говорить на других языках. Остается только семья и узкий круг соотечественников, таких же изгнанников. Но мы значительную часть жизни провели в Испании, где русских было совсем мало.

Тем, что я говорю по-русски, я обязан и своему упорству, и настойчивости мамы и дедушки с бабушкой. Они всегда считали, что это чрезвычайно важно — не только знать историю России и иметь представление о ее духовных и культурных основах, но и говорить на родном языке. И следовали этому в те годы, когда никакой надежды на возвращение в Отечество, казалось, не было. Поэтому и в семье между собой говорили по-русски, и меня убеждали в необходимости хорошего знания русского, когда я, как и всякий ребенок, ленился дополнительно заниматься с преподавателями.

Конечно, я знаю, что мне нужно совершенствовать мой русский. Другие языки, на которых я постоянно говорю, оказывают влияние. Я сознаю, что допускаю ошибки, могу перепутать падежи и т.п. Но я абсолютно всё понимаю и всегда могу сформулировать свою мысль по-русски. Это большое счастье для меня, и я благодарен своей семье, что в моей жизни не было периода, когда бы я не говорил на русском языке. К сожалению, не все изгнанные королевские династии смогли это обеспечить, и многие их молодые представители начали учить родные языки с нуля, когда появилась возможность бывать в их странах. Для меня и моей матери в такой ситуации период языковой адаптации просто не существовал.

— Каковы Ваши сами яркие детские воспоминания?

— Вспоминаю, как радостно мы праздновали Пасху и Рождество Христово. Как дедушка оделся в костюм Деда Мороза, и я его не узнал. Хорошо запомнилось празднование 1000-летие Крещения Руси, когда мне довелось принимать участие в Богослужении. Меня благословили надеть стихарь и помогать архиерею, будущему первоиерарху Русской православной церкви заграницей владыке Лавру. И, конечно, самые сильные впечатления остались от встречи с Россией в 1992 году. Я тогда очень горевал из-за смерти дедушки, гроб которого мы сопровождали на Родину. Но вместе с тем появился целый калейдоскоп событий, встреч, новые друзья... И сознание восстановления связи с Родиной, о которой я до этого знал только по рассказам.

— Как строилось Ваше общение с дедом и бабушкой? С какого возраста Вы стали осознавать, к какой именно семье принадлежите? Какие ограничения накладывает на ребенка подобный статус?

— Мои родители расстались, когда мне было 4 года. Поэтому мужское воспитание я получил от деда. Он был удивительный человек: очень добрый, понимающий детскую психологию, способный научить и увлечь. Дедушка свободно переходил от серьезных дел к общению со мной и другими детьми, легко находил с нами общий язык.

Отношения между бабушкой и дедушкой были безупречными. Они никогда не расставались и давали всем окружающим редкий пример взаимной трогательной любви и уважения.

Мне и они, и моя мама всегда внушали, что положение члена императорского дома — это, прежде всего, ответственность и долг. Приучали к скромности и объясняли, что ко всем людям нужно относиться с уважением. У меня никогда не было ограничений в общении. Наоборот, старшие в моей семье стремились, чтобы я научился общаться со сверстниками из самых разных слоев общества.

— В 1992 году Вы впервые оказались в России, причем по печальному случаю — на похоронах Вашего деда Е.И.В. Великого Князя Владимира Кирилловича. Какое впечатление произвела на вас тогда страна, только что пережившая по сути мирную революцию?

— Я в силу юного возраста не мог тогда рационально оценить политические, социальные и экономические реалии, но душой чувствовал, что страна переживает что-то очень трудное и болезненное.

Так получилось, что я присутствовал на этих похоронах и помню, что церемония была достаточно скромной. Не было даже автомобиля-катафалка, гроб с телом вынимали из автобуса — настолько бедной и неустроенной была страна и Петербург в то время. С тех пор Вы бывали в нашей стране многократно, как меняется Россия и Петербург?

— Я не запомнил протокольных и церемониальных подробностей, но в моем сердце навсегда осталась благодарность соотечественникам, искренне проявлявшим сочувствие и скорбь. Исаакиевский собор, где святейший патриарх Алексий отпевал дедушку, был полон народа, и все подступы к нему были заняты людьми, пришедшими проститься с главой дома Романовых. Тогда, будучи ребенком, я просто видел это людское море, а сейчас понимаю, насколько велика сила народного духа, сохранившего, несмотря на десятилетия богоборческой и антимонархической пропаганды, и веру, и умение любить и сострадать, и уважение к исторической памяти.

— Вскоре после Вашего первого приезда в Петербург родилась идея предложить Вам обучение в Нахимовском училище в Петербурге, доходили ли тогда непосредственно до Вас новости по этому поводу и как Вы и Ваши родные на них реагировали?

— Эта идея была высказана непосредственно нам во время очередного посещения Санкт-Петербурга. Несмотря на то, что некоторые наши доброжелатели, в том числе российские генералы и офицеры, высказывали сомнения в целесообразности и возможности это устроить, мама и бабушка выразили принципиальное согласие, и мне это представлялось вполне реальным. Но для моего определения на военное обучение в России требовалось указание верховного главнокомандующего. Речь не шла о том, чтобы создать для меня какие-то особые условия, но, как Вы сами понимаете, для урегулирования такого дела нужно было принять определенные правовые решения, касающиеся статуса императорского дома. Поскольку в окружении президента Б.Н. Ельцина предпочитали держать данный вопрос в «подвешенном» состоянии, время, к сожалению, было упущено. Я окончил школу в Мадриде и поступил в Оксфордский университет.

— С какими чувствами вспоминаете Вы годы обучения в Оксфорде, какие дисциплины там изучали, с кем дружили и общались там, поддерживаете ли связи с сокурсниками сегодня?

— Мне приятно вспоминать студенческие годы. Появилось больше самостоятельности, больше свободы в личной жизни, новые знания. Я изучал, главным образом, экономику и право. Существенный след в жизни оставила атмосфера древнего города, являвшегося со Средних веков центром науки, культуры и образования. Со мной учились студенты из разных стран. Поддерживать постоянные отношения сложно, так как все разъехались по миру. Но если мы где-то встречаемся по воле случая, оксфордские воспоминания всегда помогают более теплому общению.

— Вы работали в Европарламенте и Еврокоммиссии — почему Вы выбрали именно такое направление деятельности и какие знания приобрели на этой работе?

— После получения высшего образования очень важно сразу начать работать, чтобы не утратить квалификацию. К счастью, у меня появилась такая возможность, так как университетская подруга моей мамы госпожа Игнасия де Лойола де Паласио, которая была заместителем председателя Еврокомиссии и комиссаром по вопросам транспорта и энергетики, предложила мне поработать в европейских структурах под ее руководством. Для меня это было хорошей школой, я узнал, как развиваются экономические процессы в Европе и мире, начались первые деловые связи с соотечественниками в России, так как проблематика, которой я занимался, носит глобальный характер.

— На протяжении почти 5 лет вы были главой представительства компании «Норильский никель» в Европе. В чем заключалась Ваша работа в компании и что она Вам дала?

— В 2008 году я получил предложение стать советником генерального директора комбината «Норильский никель». Моей задачей была помощь в защите интересов комбината на международном уровне, поиск путей преодоления несправедливых ограничений, порождаемых конкурентной борьбой. Потом я некоторое время возглавлял дочернее предприятие «Норильского никеля» в Швейцарии. В 2009 году, сразу после начала работы, я посетил Норильск, имел возможность общаться с рабочими и инженерами, узнать об условиях их жизни и труда. Благодаря работе в «Норильском никеле» я стал всё чаще бывать на Родине. У меня завязались новые дружеские и деловые отношения со многими людьми в России. Я стал лучше понимать, чем и в каких областях императорский дом может быть полезен своей стране не только в сохранении традиций и исторической преемственности, но и в практической сфере.

— С какой целью Вы создали компанию Romanoff&Partners? Каковы направления ее работы. Обращает на себя внимание тот факт, что в биографической справке на сайте компании вы именуетесь просто Георгием Романовым, без титулов. Почему?

— Компания Romanoff&Partners создана для защиты интересов предпринимателей из России и других стран, принадлежащих к цивилизационному пространству бывшей Российской Империи. Мы стремимся содействовать развитию международных экономических связей на основе честных взаимовыгодных отношений, прозрачности и социальной ответственности бизнеса. Деловая активность не предполагает использование исторического статуса, поэтому в данном контексте употребление титула я считаю неуместным.

— Сегодняшняя ситуация обострившихся отношений между Россией и странами Евросоюза негативно сказывается на работе Вашей компании или, наоборот, является дополнительным стимулом для продвижения интересов компаний из России и Восточной Европы в странах ЕС?

— Конечно, начинать деятельность компании с такой направленностью в условиях «войны санкций» весьма непросто. Естественно, мы столкнулись с трудностями, которых не ожидали, по крайней мере, в таких масштабах. Но, с другой стороны, нынешняя ситуация требует наличия структур, которые «наводят мосты», которые ставят жизненные интересы людей выше абстрактных схем, порожденных политиканством, и способствуют возобновлению диалога. Так что я смотрю в будущее с оптимизмом.

— В чем заключаются Ваши представительские обязанности в качестве Наследника Цесаревича и сколько времени они отнимают?

— Не совсем правильное слово «отнимают». Они ничего не отнимают, а скорее, прибавляют, так как это неотъемлемая часть жизни. Обязанности бывают утомительными, но они всё равно полезны и интересны. В наше время, к счастью, церемониальные функции, от которых и вправду можно заскучать, очень сильно сократились. Даже торжественные церемонии, вроде вручения наград и премий, кратки и проводятся не ради помпезности, а ради украшения основного общения, посвященного решению насущных проблем.

Мои обязанности в качестве наследника императорского дома заключаются в помощи моей матери, которая, как глава Российского императорского дома, несет главную ответственность за социальное, миротворческое и культурное служение династии, и в работе над собственными общественными и благотворительными проектами. Это, прежде всего, Императорский фонд исследования онкологических заболеваний, зарегистрированный в Санкт-Петербурге. А также поддержка ряда патриотических и спортивных начинаний в разных городах России.

— Вы являетесь учредителем Императорского Фонда по исследованию онкологических заболеваний, о чем далеко не все знают. Почему Вы решили создать этот Фонд, каковы его достижения?

— Мы регулярно участвуем в мероприятиях для благотворительной помощи больным раком. Но я обратил внимание, что гораздо меньше внимания уделяется тем, кто ищет способы и средства борьбы с этой страшной болезнью. Замысел создания фонда поддержки специалистов в области онкологии возник у меня еще в 2009 году. Я начал изучать тему, консультироваться со сведущими людьми. В 2013 году, когда отмечалось 400-летие окончания Смуты и всенародного призвания на царство нашего Дома, мною был зарегистрирован фонд поддержки исследования раковых заболеваний в Лондоне. В том же году во время посещения Санкт-Петербурга моя мать посетила Первый детский хоспис и познакомилась с его основателем протоиереем Александром Ткаченко и другими сотрудниками. Посовещавшись все вместе, мы пришли к выводу о необходимости учреждения самостоятельного фонда в России, чтобы сосредоточиться на помощи отечественным онкологам. В 2014 году российский Императорский фонд поддержки исследования онкологических заболеваний прошел государственную регистрацию и приступил к работе. Мы стремимся к тому, чтобы сохранились традиции русской онкологической школы дореволюционного и советского периодов, чтобы ветераны этой отрасли медицины могли передать свой опыт следующим поколениям врачей, чтобы молодые онкологи не уезжали из страны и не уходили из профессии, а получали возможность полноценно реализовать себя на Родине.

Нами разработаны программы научной и издательской деятельности, финансирования конференций, семинаров, других мероприятий по обмену опытом в России и на международном уровне, повышения квалификации врачей-онкологов. За год с небольшим фондом издано несколько книг и сборников статей, оплачены командировки и стажировки молодых специалистов, проведена конференция онкологов Северо-Западного региона России, учреждена Премия за достижения в области онкологии и состоялось её первое вручение. Сейчас (сведения на 7 сентября — прим. КЕИВ) я готовлюсь к участию в VI съезде детских онкологов России.

Помимо Детского хосписа в Санкт-Петербурге мы сотрудничаем и постоянно обмениваемся информацией с клиникой «НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии им. Р.М. Горбачевой», с «Российским онкологическим научным центром им. Н.Н. Блохина» в Москве, с медико-фармацевтической компанией «XXI век».

— В июне один из депутатов Законодательного собрания Ленинградской области выступил с предложением разработать законопроект «Об особом положении царской фамилии» и создать условия для возвращения потомков Императорского дома в Россию. Что Вы думаете об этом инициативе? В частности о конкретном предложении предоставить в распоряжение Императорской семьи один из дворцов в Петербурге и Крыму?

— Сама по себе идея правового статуса императорского дома представляется нам справедливой и полезной. Почти во всех странах с республиканской формой правления императорские и королевские династии в той или иной форме юридически признаны историческими институциями, и государственная власть в рамках, позволяемых Конституцией, оказывает им содействие в исполнении их социокультурной миссии.

Сейчас большинство государств являются светскими. Но принцип отделения церкви от государства не препятствует сотрудничеству церковных и государственных учреждений в сохранении нравственных устоев общества, социальной помощи, сохранения исторического наследия. Аналогично, государство, оставаясь республиканским, вполне может сотрудничать с императорским домом в области поддержки традиций, укрепления межрелигиозного, межнационального и общегражданского мира, благотворительности, патриотического воспитания молодежи...

Но мы не ставим никаких условий и ничего сами не инициируем. Я и моя мать являемся гражданами России и стараемся быть полезными своей Родине в любых условиях. Мы с уважением относимся к нынешней государственной власти и полностью лояльны Конституции и действующему законодательству. По нашему глубокому убеждению, недостойна поддержки только та власть, которая враждебна религии и прибегает к террору против своего народа. Во всех остальных случаях нужно поддерживать власть и помогать ей. Это отнюдь не означает отречение от своих убеждений и принципов или отсутствие собственной гражданской позиции. Мы остаемся приверженцами и хранителями монархической идеи Государства-Семьи, и имеем на это полное право в силу статьи 13 Конституции России, гарантирующей идейное многообразие. Также у нас есть своё мнение по ряду вопросов, например, о ходе реформ здравоохранения и образования, о законодательстве в сфере благотворительности, охраны природы, памятников истории и культуры. Но мы высказываем нашу позицию не в духе конфронтации с кем бы то ни было, а в режиме обмена мнениями. И призываем к тому же других.

Формулировку «особый» по отношению к статусу императорского дома я считаю неверной. Ничего «особого» в концепции правового статуса династии нет. Поскольку сейчас и в обозримом будущем государство является республиканским, статус не может подразумевать каких бы то ни было политических полномочий. В нем не может быть никаких привилегий, ставящих нас персонально в особое положение по сравнению с другими согражданами. Не может идти речи и о возвращении нам собственности. И моя мать, и я неоднократно публично и официально заявляли, что являемся принципиальными противниками реституции, так как считаем её опасной для гражданского мира в России.

Статус — не «особый», а просто статус — заключается в признании императорского дома институцией, сохраняющей преемственность в истории, неотъемлемой частью культурного и исторического наследия нашего Отечества. Также в этом документе должен быть очерчен круг обязанностей династии и защищено её духовное, культурное, интеллектуальное и символическое достояние от произвольного, а иногда и кощунственного использования. Всё это никак не выходит за рамки действующего законодательства, а наоборот, конкретизирует положения статьи 44 Конституции Российской Федерации, обязывающей охранять историко-культурное наследие.

Вопрос о месте нашего проживания после издания акта о статусе и нашего возвращения на постоянное жительство в Россию вторичен. Мы никогда не согласимся, чтобы ради нас были ущемлены чьи-то интересы, чтобы у кого-то что-то отняли. Мы видим два возможных варианта: либо восстановление разрушающегося исторического здания, либо строительство нового. И в том, и в другом случае финансирование будет осуществляться за счет добровольных пожертвований или в рамках какого-то совместного частного проекта, но ни в коем случае не за счет государственного бюджета.

По нашему замыслу наша резиденция (а может быть, в долгосрочной перспективе, и несколько резиденций) должна стать не только местом нашего проживания и работы, но и центром милосердия и просвещения. При ней должны быть социальные учреждения, например, столовая для малоимущих, медицинский пункт для бездомных, должна быть часовня или домовая церковь, общедоступная детская площадка, библиотека, выставочный зал и т.п.

— Сама о себе идея возвращения потомков бывших монархов в страну не кажется такой уж фантастичной, можно вспомнить недавний пример возвращения Савойской династии в Италию. Подобные предложения время от времени возникали в России и раньше, но ни к чему не приводили. Как Вы думаете, что могло бы перевести общественную дискуссию по этому поводу в реальную плоскость?

— В каждой стране есть своя специфика. В упомянутой Вами Италии королевскую семью не расстреляли, но до 2002 года действовала норма Конституции, запрещавшая членам Савойской династии въезд на территорию их Родины. В России на законодательном уровне такой запрет на въезд не вводился даже в коммунистическую эпоху. Хотя на практике все члены нашего Дома, оставшиеся в России, были казнены в 1918-1920 гг., а те, кто сумел спастись в эмиграции, не могли вернуться или даже просто приехать на время, так как это повлекло бы неминуемые репрессии. Однако когда ситуация в стране стала меняться, правовых препятствий для посещения нами Отечества не существовало. Процесс возвращения нашего Дома в Россию начался в ноябре 1991 года, когда дедушка и бабушка посетили еще не распавшийся СССР. Причем дедушка поставил единственное условие — он отказался от получения визы в родную страну. И власти пошли ему навстречу, хотя тогда российского паспорта у него ещё не было. В 1992 году наше российское гражданство было восстановлено. И с тех пор реинтеграция Российского императорского дома в жизнь современной России неуклонно развивается.

Для того, чтобы состоялось окончательное возвращение Императорского дома на Родину, необходимо следующее:

Во-первых, все соотечественники, которые уже считают, что династия Романовых и её система ценностей могут принести пользу России, должны понимать, что другие согласятся с нами, если увидят наши общие реальные дела. Каждый из нас, помимо провозглашения своих идей, должен подкреплять их каждодневной работой. Причем делать не только то, что нам самим нравится, но и то, что требуется для других, даже если это далеко не всегда даётся легко.

Во-вторых, важно, чтобы люди, заинтересовавшиеся данной темой, как те, которые выступают «за», так и те, которые пока «против», были честны перед оппонентами и перед самими собой, основывали свои взгляды на достоверной информации и добросовестном анализе, а не на предрассудках, невежественных домыслах, слухах, а иногда и прямой клевете. Увы, таких примеров мы видим немало. Но ложь и злоба — плохой материал. С ними можно разрушать, но построить что-либо полезное никогда не получится.

Мы, во всяком случае, открыты для диалога с людьми иных убеждений, никого не считаем своими врагами и готовы сотрудничать со всеми соотечественниками во всех созидательных делах, служащих усилению России и благосостоянию ее граждан. Достичь настоящего успеха в жизни можно, только следуя девизу: «Делай, что должно, и будь, что будет».